При подготовке материала о ситуации вокруг блогера Руслана Соколовского редакция Интермонитора обращалась за оперативным комментарием к Следственному управлению Следственного комитета по Свердловской области.
Ответа мы не получили, и в результате вышел материал «Следственный комитет проигрывает информационную войну в Екатеринбурге – то ли либералам, то ли обществу в целом», в котором точка зрения СУ СК представлена не была.
Однако в Следственном комитете действует Приказ №127 от 11.08.2011 г. «Об организации взаимодействия Следственного комитета Российской Федерации со средствами массовой информации и общественностью». Этот документ говорит, что объяснение действий Следственного комитета населению и журналистам — один из приоритетов в работе ведомства.
Мы обратились за помощью к начальнику всех пресс-служб Следственного комитета Владимиру Маркину, после чего свердловский СК ответы на интересовавшие нас вопросы, в основном, дал.
Свидетелей много, и они свидетельствуют против блогера Соколовского
Как сообщил старший помощник руководителя следственного управления СК России по Свердловской области Александр Шульга, «допрошено значительное число свидетелей, при этом проведение допросов активно продолжается и в настоящее время. Свидетели подтверждают факт, что размещенные видеофайлы оскорбляют их чувства верующих».
Шульга также напомнил, что именно в видеороликах, а не в факте нахождения Соколовского в Храме с запущенной на телефоне компьютерной игрой, содержатся эпизоды, которые стали предметом уголовного расследования.
«Предметом расследования является именно содержание размещенных в сети Интернет видеофайлов, которые, согласно предварительным данным соответствующих специалистов, содержат признаки экстремизма и оскорбления чувств верующих», — пояснил представитель СК.
Заодно Александр Шульга сообщил, что материалы для возбуждения уголовного дела были собраны структурами ФСБ и МВД: «Уголовные дела по ст.ст.148, 282 УК РФ были возбуждены следственным отделом по Кировскому району города Екатеринбург областного СКР на основании материалов, поступивших из Центра по противодействию экстремизму ГУ МВД России по Свердловской области и регионального управления ФСБ России, при этом никаких заявлений от конкретных пострадавших лиц в данном случае не поступало, этого не требует и уголовно-процессуальный закон, поскольку, согласно ст.20 УПК РФ, преступления, предусмотренные ст.ст.148, 282 УК РФ, относятся к категории преступлений, по которым возбуждаются уголовные дела публичного обвинения (т.е. уголовное преследование может осуществляться без заявления конкретных лиц)».
21-летний Соколовский обвиняется в двух эпизодах ч.1 ст.282 УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) и одном эпизоде ч.2 ст.148 УК РФ (нарушение права на свободу совести и вероисповеданий, совершённое в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний).
Ранее Следственный комитет сообщал, по поводу эпизода, оскорбляющего, по версии следствия, чувства верующих, что «в ролике обвиняемый изображен использующим популярное приложение для смартфонов внутри храма, при этом видеоролик сопровождается ироничными комментариями, с использованием нецензурной лексики, а также содержит оскорбительные высказывания по отношению к символам одной из мировых религий».
Таким образом, выяснилось, что свидетелей по делу Соколовского много, а скандально известный обманщик Максим Румянцев – все же, не единственный, человек, на показаниях которого построены обвинения против блогера.
Скандал из-за «профессионального оскорбленного», видимо, стал неожиданностью для силовиков
Напомним, что первая волна скандала вокруг «ловца покемонов» Соколовского поднялась, когда юношу, подозреваемого в ненасильственном преступлении, отправили в СИЗО .
Свердловский Следственный комитет, пусть и с запаздыванием, но нейтрализовал эту волну — объяснив причины отправки блогера в СИЗО, а не под домашний арест. СК сообщил, что дело в отсутствии у блогера постоянного места жительства в Свердловской области, а также в опасениях, что он будет продолжать выпуск роликов с признаками экстремизма. Через неделю блогера отправили под домашний арест в квартиру его адвоката, запретив пользоваться Интернетом — и первоначальный скандал имел все шансы пойти на спад.
Но тут поднялась вторая волна — когда журналисты выяснили, что обвинения против Руслана Соколовского строятся на показаниях Максима Моисеевича Румянцева. Максим Моисеевич Румянцев – человек, который позиционирует себя как «православный журналист» и «русский патриот», но при этом, в нарушение ряда правил, принятых в христианстве, был замечен в ложных обвинениях.
Румянцев обвинял или публично подозревал в различных преступлениях конкретных людей, к которым испытывал неприязнь, причем он делал это, зная, что эти люди этих преступлений не совершали.
За некоторые свои фальшивки Румянцев, как пишут СМИ, даже получал деньги — как в случае с 300 000 рублей, полученными им от ОНФ.
Кроме того, Румянцев ранее уже «отметился» в качестве заявителя по уголовному делу, как раз в связи с оскорблением чувств верующих. Причем человек, который в результате этой активности Румянцева был отправлен в психиатрическую лечебницу, характеризовался журналистами как безвредный и тихий.
Есть в Интернете и ролик (фрагмент из видео, размещенного самим Румянцевым), где Максим Моисеевич издает очень эмоциональные звуки, характерные для крайней степени ярости, и при этом грозит своему соседу по дачному участку «статейкой за оскорбление».
В общем, причин считать Румянцева «профессиональным оскорбленным» действительно немало.
Да, вдобавок, сам Румянцев сообщил, что его в истории с блогером Соколовским позвали давать показания «видимо для пиара» и «он согласился».
Неудивительно, что при таком наборе данных очередной эпизод из серии «Румянцев оскорбился и дал показания об этом» вызвал негодование журналистов, и породил подозрения в попытке силовиков сфабриковать уголовное дело против очередного безответного фрика (как представляла блогера сторона защиты).
У многих, глядя на это, возникли в памяти «серийные свидетели» и «серийные понятые», из числа боевиков фонда «ГБН», сотрудники которого, при руководителе Евгении Ройзмане (признан Иноагентом) , отметились во множестве серьезных уголовных дел, в качестве обвиняемых.
Вероятно, силовики недооценили градус раздражения журналистов предыдущими выходками Румянцева, поэтому и включили этого скандально известного человека в число свидетелей.
Вряд ли пресс-служба Следственного комитета желала себе участия в скандале, тем более, при наличии «значительного числа свидетелей», не имеющих настолько отягощенного анамнеза, как Румянцев.
Косвенно гипотеза о том, что в СК недооценили риски включения Максима Румянцева в число свидетелей обвинения говорит и факт, что от прямого ответа на вопрос, знали ли в СК о таком бэкграунде Румянцева, Александр Шульга уклонился.
А вот, защита Соколовского сориентировалась намного лучше силовиков – и представила Румянцева единственным свидетелем, сделавшим «донос» (как окрестили его показания журналисты) на блогера.
После того, как СК отмолчался по этому вопросу, версия с «доносчиком Румянцевым» как единственным «оскорбившимся» стала господствовать в публичном поле.
Не ответил СК и на наш вопрос о том, по какому принципу выявляются, и отбираются свидетели, допрашиваемые по данному делу.
Тем временем, в соцсетях вскрылись системные проблемы с законом о защите чувств верующих
Поскольку на начальном этапе расследования по Руслану Соколовскому силовики пытались отмолчаться, в публичном поле оказалось немало домыслов по этому поводу. Эти домыслы достаточно эффективно использовали сперва сторонники блогера. Когда скандал приобрел характер международного, «белые пятна» в информации по делу Соколовского начали использовать в своих интересах и антироссийские силы.
Резонансная тема стала предметом обсуждения множества людей, и соцсети проявили, что спектр мнений – широчайший.
Даже среди православных священников были мнения, что «не надо обращать внимания на этого блогера, чтобы его не пиарить», были мнения, что «надо его наказать, но несильно», и было даже мнение, что надо его… «посадить на кол» (священник, сказав это, тут же придал своему заявлению характер шутки, но много ли людей в принципе догадается так пошутить?)
Глядя на обилие противоречивых мнений в социальных сетях, даже на уровне здравого смысла и чувства справедливости, возникают вопросы. Например, непонятно, как быть, если часть верующих решит, что они оскорблены роликом, а часть – что не оскорблены? И те, и другие – одинаковые верующие, и как же их мнения разделять по важности?
Не менее интересный вопрос заключается в том, как отнестись к оскорбленности на Ютубе. Ведь, для того, чтобы увидеть там ролик, надо проделать ряд достаточно сложных действий, причем вне площадки, предназначенной для проведения религиозных обрядов.
Звучит в соцсетях и явно выраженная обеспокоенность людей тем, что можно отправить человека в СИЗО, на основании субъективного мнения каких-то граждан — причем не факт, что добросовестных, как показал пример «профессионального оскорбленного» Румянцева.
И совсем неожиданным стал еще один серьезнейший пласт противоречий, которые закон о защите чувств верующих, при определенных условиях, может обострить.
Речь идет о следующем. На бытовом уровне многие полагают, что этот закон защищает чувства православных верующих от атеистов. Такое ощущение возникает, прежде всего, потому, что Русская православная церковь очень распространена в России, именно к ней относятся многие руководители страны, и поэтому она первой оказывается под атакой либеральных граждан, нацеленных на расшатывание системообразующих структур общества.
Однако, на самом деле, закон защищает чувства любых верующих от кого угодно, а не только от атеистов.
Но, как показала практика обсуждений в соцсетях, между верующими разных конфессий существует огромное количество противоречий, не решенных на уровне идеологии. Такие противоречия есть, например, между мусульманами и православными, в части отношения к жертвоприношениям, или к предопределенности судьбы отдельного человека. Это, подчеркну, вопросы, не урегулированные на теологическом уровне, тем более, они не имеют решения на уровне бытовом.
А, скажем, между иудеями и католиками до недавнего времени были противоречия в отношении миссионерской деятельности, и для их урегулирования понадобились решения на уровне Ватикана.
Таким образом, видно, что между католиками, протестантами, православными и иудеями существуют противоречия, которые решаются десятилетиями на уровне высших Советов соответствующих Церквей.
Причем заключение соглашения, например, между иудеями и католиками может вызвать (и вызывает) ярость у отдельных представителей некатолических направлений даже внутри христианства. И эта ярость порой проявляется у отдельных личностей в Интернете в агрессивной форме, мало отличающейся от поведения блогера Соколовского.
И как быть с этим? Понятно, что отправить в СИЗО наиболее активных представителей разных религий или конфессий, публично выясняющих в Интернете отношения между собой в нецензурной форме – явно не тот выход, который приведет к консолидации общества. А ведь, именно, ради пресечения раскола в обществе, закон о защите чувств верующих и писан.
Куда будет развиваться закон о защите чувств верующих?
Закон о защите чувств верующих, вероятно, потребует уточнений – как в формулировках, так и в правоприменительной практике.
Как определить, кто действительно верующий, а кто нет, когда церковь отделена от государства и даже ее заключения (и тем более самоощущения отдельных верующих) имеют неформальный характер?
Как определить, оскорблены верующие или нет, если их мнения разделились?
Как разрешать противоречия между разными группами верующих?
Эти и многие другие вопросы пока не имеют однозначного ответа.
Возможно, надо наделить правом решать, оскорблены чувства верующих или нет, не отдельных людей, а официальные религиозные структуры – например, Епархию (если речь о Православии).
Это позволит, во-первых, избежать перегибов, основанных на мнении людей, поверхностно знакомых с религией (да и просто неадекватных людей тоже) – потому что в церковной иерархии продвигаются наверх, как правило, люди, грамотные в вопросах религии, и психически здоровые.
Это позволит также избежать заявлений от групп людей, которые по какой-то причине (в т.ч. и ради шутки) называют себя сторонниками новых «религий» – вроде «Летающего макаронного монстра».
Это позволит, наконец, решать в рамках воздействия на верующих со стороны их собственных духовников (без привлечения правоохранительных органов), проблемы, вызванные экспрессивными конфликтами между верующими разных конфессий.
На наш взгляд, если бы свердловский СК возбудил уголовное дело и выдвинул Соколовскому обвинения только по эпизодам с признаками экстремизма — не было бы никаких скандалов. Откровенно жутко выглядят некоторые призывы блогера, не имеющие отношения к религии и религиозности, так что общественность, несомненно, была бы практически вся на стороне СК.
Но СУ СК по Свердловской области решил добавить и обвинение по статье о защите чувств верующих, да к тому же, привлек в союзники весьма сомнительного гражданина — что и обусловило скандальность ситуации.
Отчасти, тема блогера Соколовского была перекрыта происшествием со стрельбой в цыганском поселке в Екатеринбурге. Затем будет обсуждение выборов — что также на некоторое время отвлечет публику от темы блогера. Но в дальнейшем тема с «ловцом покемонов» Соколовским, несомненно будет всплывать в информационной повестке вновь и вновь, т.к. она будет развиваться долго, по процессуальным причинам. А также, потому что она затрагивает слишком глубокие струны в душах людей самых разных жизненных взглядов.
В общем, вопросов по применению закона о защите чувств верующих пока что очень много. Вероятно, история блогера Соколовского станет «обкаткой» механизмов работы этого закона на практике.
Мы будем наблюдать за развитием событий и информировать о нем.
Иллюстрация: irc.lv
Текст: Евгений Ющук
Прямая трансляция новостей — 
